|
Романовы
для России, а не Россия для Романовых
|
|
Визиты в Россию главы Объединения дома
Романовых - князя Николая Романовича и его брата Димитрия Романовича,
возглавляющего благотворительный фонд «Романовы для России», постепенно
становятся привычными. Причем каждая такая поездка знаменует очередное доброе
дело, в котором принимают активное участие потомки российских самодержцев. Вот
и на этот раз Димитрий Романович провел два дня в Петербурге, приняв участие в
открытии уникального карильона из 51 колокола, установленного в Петропавловской
крепости. Именно фонд и бельгийская королевская чета подарили самый большой
колокол карильона, весящий около трех тонн. Были у Димитрия Романовича в городе
и другие дела, связанные с его благотворительной и научной деятельностью.
- Димитрий Романович, вы ведь в этом году уже были в России?
Да, этот год я уже причислил к хорошим, так как он еще не закончился, а мне уже
трижды удалось побывать в России. Летом я посетил Иркутск и Екатеринбург.
Впрочем, я езжу не только в Россию, но и в другие государства, входившие в
состав Российской империи. В прошлом году я побывал в Киеве, который очень
важен для нашей семьи, и в Казахстане, в Алма-Ате, куда привез от Фонда
слуховые аппараты не только для детей, но и для ветеранов, потому что их тоже
ни в коем случае нельзя забывать и оставлять на произвол судьбы.
- Но у нас ветеранов все же стараются не забывать.
Да, конечно, ими занимаются, но я считал своим долгом лично сказать этим людям,
что мы - русские, оказавшиеся за рубежом - никогда не забудем то, что они
сделали. Мне было очень важно и просто как для русского человека, и как для
Романова.
- Я слышала, как вас сегодня спрашивали, не лучше ли было немалые
деньги, пошедшие на создание карильона, пустить на социальные нужды.
Да, наверное, эти деньги можно было истратить на медицинское оборудование или
одежду, но, на мой взгляд, нельзя смотреть на происходящее только с одной
стороны. Культура не менее важна, чем социальная сфера. Помогая старикам,
инвалидам, малоимущим, нельзя забывать о здоровых, молодых, работающих и
зарабатывающих. Хотя бы потому, что на их плечи должна лечь забота о тех, кто
сам себе помочь не может. Пускать все средства лишь для удовлетворения телесных
проблем, забывая о духовном, на мой взгляд, неправильно. Вспомним первые
послевоенные годы. Сколько тогда было беды, но ведь находили и средства и силы
для восстановления разрушенных немцами Петергофа, Павловска, Ораниенбаума.
Тогда ни о каком туризме и речи не было. Для себя восстанавливали, это было
насущной потребностью для русского народа. Это давало счастье, уверенность в
себе. Немцы разрушили, а мы восстановили! Культура - это важная часть России,
то место, где Старая Россия смыкается с новой, ей не следует пренебрегать!
Когда мы решили участвовать в создании карильона для Петропавловского собора,
мы думали о тех, кто приходит в крепость, приводит своих детей. Теперь они
смогут слышать изумительную музыку. Молодые и здоровые не ходят по госпиталям и
интернатам, не думают о социальных проблемах; от них все это, к счастью для
них, далеко, но они видят Красоту и становятся лучше. Духовно богатый человек
всегда добрее, он больше готов к состраданию. Людей нужно не только кормить и
лечить, но и давать им что-то для души.
- Когда Вы приезжаете в Россию, вы неизбежно оказываетесь в центре внимания
и прессы, и властей, и обычных людей. Вам льстит подобное отношение?
Мне очень приятно видеть доброе отношение и интерес к нашей семье, я благодарен
за это сегодняшним россиянам. Но есть один тонкий момент, о котором я не могу
не сказать. Я, в общем-то, человек спокойный, но я очень не люблю снобизм. Не
люблю и не понимаю, когда кто-то ставит себя выше других только потому, что
родился в такой-то семье, принадлежит к такому-то сословию или нации. И поэтому
я не люблю, когда мне говорят, что я - особенный человек только потому, что я -
Романов. Мы все должны, прежде всего, быть людьми. Если моим прапрапрадедом был
Николай I, это еще ничего не значит. Главное - то, что ты сам собой
представляешь, что можешь сделать и делаешь не только для себя, для своей
семьи, но и для других. Для России, которую мои родители так и не смогли снова
увидеть. Когда я здесь, я каждую минуту думаю о них. Я же помню, что мне
рассказывал отец, что он писал в своих мемуарах. И понимание того, через что
прошла моя семья, ко мне пришло во время войны. До этого я был далек от мира, в
котором жил мой отец; мне казалось, что у меня другая жизнь: учеба, друзья,
путешествия и так далее. А потом началась война, и вместе с осознанием того,
что неизвестно, выживем мы или нет, пришло и понимание того, что рассказывал
отец...
- Вы хорошо помните войну?
Я же 26 года рождения, так что помню каждую секунду. Мы тогда жили в Италии, и
все девять месяцев немецкой оккупации нам пришлось прятаться.
- Немцы искали именно Вашу семью или просто охотились на русских?
Дело было не в национальности, а в том, что моя бабушка, великая княгиня Милица
Николаевна, была дочерью короля Черногории и, самое главное, сестрой
итальянской королевы. Италия же вышла из войны, несмотря на то, что в ее начале
была союзницей Германии, и явно начинала склоняться в сторону антигитлеровской
коалиции. Немцы же решили захватить сестру итальянской королевы - тем паче, что
она была единственным членом королевской семьи, находившимся на оккупированной
территории. Бабушке пришлось бежать из дому, она полгода скрывалась в Ватикане.
А мы прятались в Риме, меняя квартиры. Немцы нас не нашли, Рим - город большой.
Слава богу, война для Германии кончилась неудачно, в Рим вошли союзники,
положив конец нашему "подпольному" положению, но ежедневное в течение девяти
месяцев ощущение, что за тобой идет охота, разумеется, не могло не сказаться на
моем мировосприятии.
- Димитрий Романович, что Вы чувствовали, когда целились из знаменитого
орудия «Авроры»?
«Аврора» - это было очень интересно, но хотелось бы, чтобы ЭТА пушка никогда
больше не выстрелила...
- Так уж вышло, что Романовы оказались, разбросаны по всему миру.
Наверное, вы, как никто другой, можете ответить, принадлежит ли Россия к так
называемой западной цивилизации или мы все же сами по себе?
Мы получим ответ на этот вопрос в самое ближайшее время. 11 сентября наша жизнь
переменилась - это понимают все, и все об этом говорят. Страшно, если Петербург
будет отрезан от Владивостока, а Нью-Йорк - от Сан-Франциско, и все во всех
будут видеть врагов. Сейчас все страны и все люди находятся перед выбором, и
очень важно, чтобы все - не только Запад и Россия, но и Япония, Индия, Китай -
поняли, что нужно жить вместе, а не делить мир на «своих» и «врагов».
- Россия, как и любая страна, иногда может быть согласна с другой
счастью Европы, иногда нет, но в определенные периоды все свободные страны
должны быть вместе.
Я надеюсь, что Россия (и не только Россия) будет все больше и больше стремиться
к лучшему и единственно возможному для свободных людей способу существования.
Мы должны иметь возможность жить там и так, как мы хотим, и помогать тем, кому
нужна помощь, где бы они ни жили.
- Димитрий Романович, вы упомянули мемуары Вашего отца. Расскажите
о них - насколько мне известно, в России они не издавались?
Они охватывают период - начиная с его первых детских впечатлений и до отъезда
из Крыма вместе с Марией Федоровной и другими родственниками. Мой отец написал
свои воспоминания по-русски, для себя, полагая, что они никогда не будут
напечатаны. Но мы с братом перевели эту книгу на датский и напечатали в Дании,
так как там живо интересуются всем, что связано с принцессой Дагмар, вышедшей
замуж за Александра Третьего и ставшей императрицей Марией Федоровной. Записки
отца были встречены с большим интересом, затем их напечатали по-немецки в
Германии, но ни английского, ни русского издания еще нет.
- Вы ведь тоже пишете?
Я написал 7 книг. За исключением одной детской книжки, это исторические
исследования, посвященные орденам и медалям в истории Балканских стран
(Черногории, Греции, Болгарии, Сербии и Югославии) и России. Пишу я
по-английски, потому что для европейского читателя это язык номер один.
- Но неужели книга о русских орденах так и останется англоязычной?
Нет, скоро она выйдет в России на русском языке. Для меня это принципиально -
тем более, я бы не смог выполнить эту работу на должном уровне, если бы не
колоссальная помощь Эрмитажа. Если рассказать об орденах довольно просто, то
медали - это, во многом, «terra incognita» . Их в истории России много больше,
чем большинство может себе представить, причем многие из них сохранились в
количестве всего нескольких экземпляров, и единственное место, где есть
практически все, - это Эрмитаж. Мне очень повезло, что несколько лет назад в
Дании судьба меня свела с государственным герольдмейстером Российской
Федерации, заместителем директора Эрмитажа Георгием Вадимовичем Вилинбаховым.
Это один из самых больших специалистов не только в России, но и в мире, и мне
вдвойне – и как исследователю, и как человеку - повезло, что мы стали добрыми
друзьями, причем постепенно эта дружба переросла в дружбу великого музея и
Объединения дома Романовых. Нас, меня и моего брата, регулярно приглашают на
мероприятия, касающиеся российской истории (такие, как 300-летие гвардии, или
открытие для публики восстановленного Георгиевского зала), и мы всегда
приезжаем. Правда, я бываю здесь чаще, потому что из Дании до Петербурга всего
сорок минут лету. К сожалению, на этот раз мне не удалось повидаться с Михаилом
Борисовичем Пиотровским, который как раз в эти дни был в Соединенных Штатах и,
в связи с известными событиями, там задержался.
- Если можно, расскажите подробнее о ваших научных изысканиях.
Я горжусь тем, что пока это единственная книга, которая не только
классифицирует и описывает все русские медали, начиная от первых боев против
шведов и до последней русской императорской медали, связанной с мобилизацией
против немцев и австрийцев, но и рассказывает, по какому поводу они были
отлиты.Если о том, что произошло под Полтавой или Бородиным, знают все, то
другие сражения, а то и войны, практически забыты. А вот медали о них этом
рассказывают, как бы раскладывая прошлое по этапам. То же, кстати, относится и
к последней, еще не забытой войне, когда медаль "За победу над Германией" как
бы вмещает в себя и медали за оборону Ленинграда, Москвы, Одессы, освобождение
Будапешта, Праги и так далее. Мне кажется, при изучении медалей главное - не
то, что на них изображено, и даже не кто их получил, а сами события, их
значимость в нашей истории, и я постарался проследить эти вехи. Без
преувеличения можно сказать, что по медалям читается вся русская история,
причем с подробностями, о которых сегодня многие не имеют понятия.
- Вы упоминали еще о детской книге. Как вам пришла мысль ее
написать?
Года три назад кто-то из Франции попросил меня написать пару слов для
готовящейся к выходу детской книжки. Подразумевалось, что вырученные за нее
средства пойдут на помощь московским детишкам. Разумеется, я согласился.
Правда, когда я прочитал текст, показавшийся непонятным и неприятным, у меня
возникли серьезные сомнения, что кто-то это купит, тем более для ребенка. Тем
не менее, если кто-то пытается заработать деньги для гуманитарных программ,
нужно ему сказать спасибо и, по возможности, помочь. Я сделал, что меня
просили, и забыл об этом. Но каково же было мое удивление, когда я узнал, что
книга вышла на трех языках и была распродана! Это было какое-то чудо, но затем
я подумал, что неплохо бы и нашему Фонду заработать подобным образом. Тем
более, большую часть собираемых средств мы расходуем именно на помощь детям. И
я на свой страх и риск написал несколько страниц, сам их проиллюстрировал
(вообще-то я рисую неважно), показал супруге, и она сказала, что из этого может
что-то получиться. В результате получились записки игрушечного медвежонка с
восьмьюдесятью иллюстрациями.
- Почему именно медвежонка?
Потому что герой – мой собственный медвежонок, которого мне подарили, когда мне
было три года, и который жив и сейчас. Вот я и написал историю мишки от первого
лица, как будто он наблюдает и комментирует мою жизнь.
- Димитрий Романович, Ваше отношение к супруге вызывает восхищение
у всех, кто хотя бы раз видел вас вместе. Не расскажете, как вы встретились,
или же личная жизнь для вас - тема запретная?
Отнюдь нет. Я считаю, что жизнь человека, занимающегося публичной
деятельностью, должна быть открыта. По крайней мере, до определенных пределов.
Мы познакомились, как это часто бывает, практически случайно. Наша история -
это нечто вроде сказки с хорошим концом; не знаю, что думала Доррит, но было
время, когда мне казалось, что я на всю жизнь остался один. Моя первая супруга
скончалась около одиннадцати лет назад, и я в полном одиночестве жил в
Копенгагене. Работал я в банке, но собирался оттуда уйти и вообще уехать из
Дании. Дания – замечательная страна, но для меня все же не родная. Детей у меня
не было, а мой брат жил со своей семьей в другой стране. Для меня это был очень
тяжелый период. Я долго думал, что же мне делать, чем заполнить образовавшуюся
пустоту и, наконец, решил уехать в Женеву и там заняться активной гуманитарной
работой. Доррит тоже была одна, ее муж скончался много лет тому назад, хотя ей
было легче, чем мне: у нее есть дочь. Мы встретились на каком-то приеме -
по-моему, по случаю марокканского национального праздника. Она подошла ко мне и
сказала, что слышала обо мне, о моей семье. Мы разговорились. Потом мы
несколько раз встречались на разных приемах. Копенгаген, в сущности, небольшой
город. Постепенно мы перешли на «ты». А потом меня пригласили ужинать в
португальское посольство, и я позвонил Доррит, так как знал, что она родилась в
Бразилии и сохранила интерес и к португальской культуре, и к языку, который был
первым ее языком. Выяснилось, что она тоже приглашена, я за ней заехал. Так мы
в первый раз приехали на прием вместе, как близкие друзья. После этого мы
проводили друг с другом все больше и больше времени и, в конце концов, решили,
как сегодня принято говорить, быть вместе. А в 1992 году я решил поехать в
Россию и пригласил Доррит поехать со мной, она согласилась. Русское посольство
в Дании, в котором нас уже хорошо знали, предлагало нам составить специальную
программу, но я хотел приехать тихо, без каких бы то ни было официальных
церемоний и встреч. Для меня это было не просто поездкой, а переломным моментом
в жизни, а в такие минуты лучше обходиться без посторонних. Моя супруга еще
мало говорит по-русски, но она просит сказать, что для нее было потрясением
увидеть места, о которых мой отец пишет в своих мемуарах. Когда мы в первый раз
вошли в русскую православную церковь (это был Спасо-Преображенский храм),
Доррит сказала мне, что это чудо. На следующий год мы приехали в Москву, а из
Москвы - в Кострому, и там обвенчались. При этом возникла забавная проблема.
Дело в том, что в святцах имени Доррит нет. Но имя Доррит, Доротея, переводится
с латыни, как «божий дар». По-гречески - Феодора. Так что мы венчались, как
Димитрий и Феодора.
- Вы венчались в Костроме потому, что с этим городом связано
становление династии Романовых?
Это, опять-таки, случай. Еще в Дании я встретил костромского священника. Тогда
я как раз начинал работать в качестве председателя фонда "Романовы для России"
и, естественно, стал его расспрашивать о том, что сейчас происходит в России,
как и чем можно помочь. Он рассказал, естественно, в первую очередь, имея в
виду свой город. Сумма, которой в то время располагал Фонд, была очень
скромной, но надо было с чего-то начинать. И я выбрал Кострому, то есть
относительно небольшой по русским меркам город, где наша помощь была бы более
ощутима, чем, к примеру, в Москве или Петербурге. Именно поездка в Кострому и
подсказала мне, чем я займусь в ближайшее время. Мы побывали в интернате для
детей с ослабленным слухом, и я просто пришел в ужас. Из ста пяти детишек
слуховые аппараты имели не больше десяти! В России тогда слуховых аппаратов еще
не производили, а в Дании делали, причем очень хорошие, так что организовать их
закупку и доставку тем, кто в них нуждался, было сравнительно легко. Ну, а пока
мы были в Костроме, я спросил в церкви, не можем ли мы здесь обвенчаться.
Оказалось, можно. Мне очень повезло, что мы теперь можем не только вместе жить
в Дании, но и активно помогать здесь, в России.
- Димитрий Романович, Вы занимались историей Балкан - может быть,
Вы можете что-то сказать о причинах сегодняшней ситуации в этом регионе?
Мне неудобно обсуждать актуальную политику. Если вы
занимаетесь гуманитарной работой, было бы неправильным заявлять свою личную
позицию, главное – интересы людей, которым ты помогаешь. Тем не менее, я могу
сказать, что балканской проблеме (по самым скромным оценкам) никак не менее
пятисот лет. Другого региона, в котором было бы посеяно столько драконьих
зубов, в Европе нет. Да, существуют старые конфликты между ирландцами и
англичанами, басками и испанцами. Да, север и юг Италии недолюбливали друг
друга и даже воевали, но такого клубка взаимных претензий и религиозных и
национальных различий, как на Балканах, не было и нет нигде. Причем каждый
когда-то был прав, а когда-то виноват, когда-то побеждал, а когда-то
проигрывал. Даже спустя многие годы после падения сначала Оттоманской, затем
Австро-венгерской империи это остается проблемой для живущих там народов.
- В 1998 году вы сопровождали из Екатеринбурга в Петербург останки
императорской семьи, а в этом году вновь посетили это город. Там многое
изменилось?
Безусловно, но мне трудно спокойно сравнивать, потому что поездка 1998 года не
располагала к наблюдениям. Даже сейчас, спустя три года, я вспоминаю эти часы,
как самые ужасные часы в моей жизни.
- Если Вам неприятно это вспоминать, может быть, сменим тему?
Нет, думаю, об этом стоит рассказать. Накануне захоронения мой брат Николай,
являющийся главой семьи, сказал мне, что, на его взгляд, будет неправильно,
если останки отправят из Екатеринбурга в Петербург, как какую-нибудь посылку.
Их обязательно должен сопровождать кто-то из нас. Этого же мнения
придерживалась и вся семья (нас около пятидесяти человек) и семьи, близкие к
нам, такие, как князья Юсуповы. Разумеется, тем, кто прилетал из Австралии или
Соединенных Штатов, это было бы трудно, а я уже не один раз был в России,
говорю по-русски, и нам показалось правильным, что в Екатеринбург полечу именно
я.Из Копенгагена я добрался до Франкфурта, а оттуда улетел в Екатеринбург,
причем я до последнего момента не знал, ни какой будет процедура, ни кто примет
в ней участие. Я был единственным Романовым, бывшим в тот момент в
Екатеринбурге, и два с половиной часа я стоял и смотрел, как останки девяти
человек по кусочкам складывали в гробы. И дело было даже не в том, что видеть
такое, мягко говоря, неприятно. Я стоял и думал, что мой отец играл с дочерьми
императора, а я сейчас вижу, что от них осталось. Единственное слово, адекватно
описывающее мое тогдашнее состояние, это ужас.Но всего хуже было место, на
котором когда-то стоял Ипатьевский дом. В 98 году там была площадка с
металлическим крестом, все это вызывало жуткое ощущение. Не хотелось ни думать,
ни молиться... Было одно желание: уйти оттуда как можно скорее, потому что
мучительно стоять здесь и знать, что здесь, внизу, их убивали.
- Это чувство ужаса вас долго преследовало?
Легче стало уже во время отпевания в кафедральном соборе Екатеринбурга, потом
была погрузка, дорога и осознание того, что мы все же приближаемся к
Петербургу, к семье. Во время полета, примерно на полдороги, пилот открыл
дверцу кабины и сказал, что в Петербурге будет Ельцин. Тогда я понял, что все
делается официально. Когда мы прибыли, всем, кто был в самолете, велели по
выходе идти направо, потому что ждали прибытия еще одного самолета, но я
сказал, что я пойду прямо к моей семье, и пошел. Брат потом говорил, что едва
меня узнал, такое у меня было напряженное лицо. Только когда я увидел супругу,
брата, всю семью, многих членов которой я до этого никогда не встречал, я стал
приходить в себя. Я понял, что сделал свою часть работы и теперь, более или
менее, снова вхожу в нормальную жизнь.
- Бестактный вопрос, но, видимо, неизбежный. Как вы относитесь к регулярно
возникающим слухам, что люди, похороненные в Петропавловском соборе, - отнюдь
не семья покойного императора?
Я верю, что это они. Экспертизу проводили в нескольких странах, проводили
лучшие эксперты, и у меня нет никакого повода сомневаться в их компетентности.
Кроме того, сходится множество самых разных признаков, подобное совпадение
просто находится за гранью реального. Я считаю, что три года назад был сделан
важный шаг для объединения России старой и России новой. Ну а чтобы не забывать
прошлое, в котором рука об руку идут и хорошее, и плохое, существуют историки.
Пусть они и обсуждают, что девяносто лет назад делалось правильно, что – нет,
что было плохо, что хорошо, а мы должны идти вперед. К счастью, мы уже
находимся в другой части книги, которая называется русской историей.
Вера Камша.
Независимая газета 21.09.2001
|